Анна фрейддетский психоанализ. Зачем обращаются к психоаналитику здоровые люди. Где во Франции ребенок или семья могут получить помощь психоаналитика

Здравствуйте!

Этот разговор посвящен детскому психоанализу.

Я психоаналитик, клинический психолог. Работаю с детьми и взрослыми. Прием веду в центре психологической помощи детям и подросткам.


1. Немного теории детского психоанализа

Появление и развитие детского психоанализа связано с именами Анны Фрейд и Мелани Кляйн. Это две фигуры в психоанализе, чьи взгляды не всегда совпадали, но их вклад в понимание детской психики и психотерапевтическую работу с детьми весьма значительный.

Как известно, все мы родом из детства. Неврозы взрослых уходят корнями в их детские переживания. В детстве происходит не только закладка невротических расстройств, но и сами симптомы неврозов могут отчетливо присутствовать в поведении ребенка.

Неврозы у детей проявляются по-разному и имеют связь с Эдиповым комплексом. Возникающий приблизительно к трем с половиной годам особый интерес к родителю противоположного пола заставляет ревновать его к родителю одного с собой пола. У каждого ребенка эти переживания проявляются с разной интенсивностью в зависимости от многих факторов, таких как: эмоциональный климат в семье, отношения между родителями, состав семьи, врожденные особенности темперамента.

Ревность проявляется в фантазиях исчезновения соперника и завоевания объекта любви. Мальчик может прямо заявлять, что женится на маме, когда вырастет. Девочки к определенному возрасту проявляют признаки соперничества с матерью за внимание отца.

Любовь к обоим родителям и соперничество с одним из них приводит к психическому конфликту, в результате у детей могут возникать неврозы.

В случае, если родители демонстрируют ребенку, что они любят друг друга и любят его, эмоционально открыты и доступны, искренни и последовательны в воспитании, тактично, но решительно прививают сыну или дочери нормы поведения будущего мужчины или женщины, тогда родитель одного с ребенком пола из соперника превращается в объект для идентификаций, а родитель противоположного пола может заложить черты будущей влюбленности.

Но случается, что собственная печальная история родителей, отношения между супругами, жизненные сложности, проблемы со здоровьем ребенка, различные потери, утрата близких и даже рождение брата или сестры могут становиться для детей психотравмирующими ситуациями.

Если длительность и интенсивность психотравмирующего воздействия чрезмерна, а психические ресурсы в силу различных обстоятельств недостаточны, то это приводит к развитию невроза у детей, и даже к более тяжелым – психотическим расстройствам.

2. Симптомы неврозов у детей

Симптомы неврозов у детей проявляются в виде чувства вины, связанного с непреодоленным Эдиповым комплексом, что неосознанно толкает их искать наказания. Примером этому могут служить постоянные падения или ушибы, или потребность провоцировать родителей на наказание. Ранние инстинктивные побуждения ощущаются как опасные и на их проявление накладывается чрезмерный запрет. Излишне строгая, даже жестокая совесть приводит к скованности, низкой самооценке, торможению во многих сферах.

У невротичных детей повышена эмоциональная ранимость, им сложно выносить психическое напряжение. Общая скованность проявляется в игре, проблемах в учебе, любой деятельности. Чрезмерное переживание стыда при любых промахах может проявляться уже в два года.

Вина приводит к ночным страхам, нарушению сна, формированию фобий, общей нервозности, раздражительности.

Невротическая боязнь темноты, страх не представляющих опасность животных и другие фобии у детей являются признаком невроза.

Страхи, повышенная тревожность, частые травмы у детей могут быть связанны не только с чувством вины, но и с нехваткой базовой уверенности в безопасности и доверия к миру.

Частые соматические заболевания, особенно, если они позволяют не расставаться с любимым родителем, пропуская занятия в образовательных учреждениях, являются психосоматическими расстройствами и имеют корни в душевной области ребенка.

Когда привязанность к родителю начинает походить на зависимость или, напротив, ребенок демонстрирует псевдонезависимость, якобы безразличие к присутствию родителя и даже отвергает его – все это говорит о нарушенной форме привязанности.

Отмечается особое отношение к праздникам и подаркам. Вместо радости ребенок может реагировать капризами, упадком духа, испорченным настроением на организованное веселье и с обидой отказываться от неожиданных подарков. С другой стороны, требования дополнительных игрушек может носить навязчивый характер, а отказы и запреты приводят к истерикам.

Отношения с близкими бывают крайне амбивалентными. Сильная привязанность к родителю сменяется вспышками гнева в его адрес, а ссоры и соперничество с братьями и сестрами приобретают отчаянно драматичный характер.

Торможения в социальной сфере отражаются не только на учебе и прочих достижениях, но и на способности строить отношения в обществе, что может выражаться в конфликтах с воспитателями, учителями, отсутствии друзей.

Невротическое торможение становится основой психической незрелости. Дети долго не могут приобрести навыки опрятности, например, в возрасте старше 4 лет страдают непроизвольной дефекацией в штаны, а ночной энурез может иметь место и у подростков. Неряшливость и неопрятность, выходящие за культурные традиции семьи, являются проявлением депрессии у детей.

Помимо скованности, неврозы у детей проявляются в расторможенном поведении, импульсивности, возбудимости, дефиците внимания и гиперреактивности, а также ранних интенсивных аутоэротических проявлениях. Мастурбация может встречаться и у младенцев. Эпизодические проявления не должны беспокоить родителей. Как правило, им удается отвлечь ребенка от этого занятия, успокоить его. Однако чрезмерное психическое напряжение может приводить детей к навязчивой потребности в самоудовлетворении.

Навязчивости, грызение ногтей, вырывание волос, заострение определённых черт характера, упрямство или чрезмерная уступчивость, агрессивность у детей, сложности в поведении и антисоциальные поступки, особые, избирательные и крайне фиксированные пристрастия в еде или явное отсутствие аппетита, склонность ко лжи и навязчивому фантазированию, эмоциональная незрелость, плаксивость, зависимость – все эти проявления связанны с развитием невротических черт. Спектр симптомов, связанных с неврозами у детей, весьма обширен. Их суть заключается в том, что психика не может справиться с нервным напряжением и прибегает к патологической форме разрядки. Такие дети нуждаются в психологической помощи, а их родители в консультации детского психолога.

3. Методы психологической помощи детям и их родителям в психоанализе

Психоанализ ведет юного пациента к успешной адаптации к реальности, в результате которой облегчаются процессы взросления. У детей увеличивается способность выдерживать реальные фрустрации.

Работа со взрослыми пациентами в рамках классического психоанализа предполагает, что те должны говорить абсолютно все, что приходит им на ум без всякой цензуры. Такой метод носит название «правила свободных ассоциаций». Именно свободное ассоциирование помогает найти дорогу к бессознательным мыслям.

В работе с детьми это правило применить сложно, если вообще возможно. Поэтому Мелани Кляйн предложила рассматривать детскую игру как эквивалент свободных ассоциаций взрослых.

Называние наблюдаемых переживаний в детском психоанализе именуется интерпретацией. Можно наблюдать, как действует интерпретация по обогащению игры, ослаблению тревоги, снижению невротической заторможенности. Ребенок становится менее подавленным невротическими симптомами и начинает лучше справляться с требованиями действительности. Он становится более психологически зрелым и выносливым, появляется интерес к многим новым сферам деятельности.

Снижается бессознательное чувство вины, появляется контроль над импульсами, развивается более разумное отношение к своим переживаниям и к тому, что он делает, увеличивается творческая спонтанность.

Постепенно в процессе психоанализа происходит понимание ребенком собственного внутреннего мира и, как следствие, улучшаются эмоциональные отношения с родителями.

Эффективность оказываемой психологической помощи детям во многом зависит от того, насколько их родители включены в психоаналитический процесс. Семья – это система, в которой все её участники ответственны за погоду в доме.

Очень важно, чтобы родители научились чувствовать ребенка, понимать его страдания. Иногда нужно, чтобы родитель смог понять истоки собственных страданий, тогда его отношения с ребенком станут более близкими и искренними. Если родитель сам находится в анализе, либо посещает родительские группы возрастает чуткость, родительская интуиция, понимание того, какие переживания стоят за поведением сына или дочери. Иногда достаточно периодических консультаций психолога, работающего с ребенком.

Наш центр психологической помощи детям и подросткам является одним из ведущих в Москве, так как находится при Московском институте психоанализа. Специалисты высокого уровня создают команду, готовую оказать качественную психологическую помощь детям и их родителям.

Если Вы ищете в Москве детского психолога, психоаналитика, я буду рад помочь.

Спасибо за внимание и душевного Вам равновесия!

Мартынов Ю.С.

Раньше было принято считать, что детский психоанализ, как и в случаях со взрослыми пациентами, может помочь при работе с "невротическими" симптомами - чем-то таким, что связано с трудностями прохождения эдиповой стадии развития. Однако впоследствии оказалось, что психоанализ хорошо зарекомендовал себя и при работе с самыми тяжелыми психическими расстройствами у детей: аутизмом и детской шизофренией. Именно работы детских психоаналитиков показали, что детская шизофрения существует как феномен и может возникать даже в раннем детстве.

Следует отметить, что целенаправленные исследования в направлении доказательства эффективности детского психоанализа проводятся в подавляющем большинстве случаев только в русле подхода А. Фрейд и учеников ее школы. Ряд серьезных эмпирических исследований, проведенных под общим руководством П. Фонаги, позволяет сделать следующий вывод относительно условий эффективности метода детского психоанализа, проводящегося в русле Эго-психологии. Больше всего от аналитической техники смогут получить дети с выраженной социальной и эмоциональной психопатологией, имеющие серьезные трудности в отношениях с другими детьми, проблемы с регуляцией аффекта, с низким порогом к переживанию фрустрации, с нарушенным образом себя, с хрупким контактом с реальностью и с магическим мышлением . Это дети, живущие в замкнутом мире своих причудливых фантазий, подозрений, с повышенным уровнем социальной тревожности. Статистический анализ позволил выявить и ряд других личностных особенностей детей, с которыми психоаналитическая терапия будет приводить к улучшению их состояния:

  • - интеллект выше среднего;
  • - стабильное и поддерживающее окружение;
  • - отсутствие выраженных нарушении функций Эго;
  • - достаточная сознательная мотивация к сложной психоаналитической работе ради избавления от чувств вины, тревоги, стыда;
  • - способность к установлению отношений.

С этими выводами могли бы поспорить представители школы М. Кляйн, однако системных исследований в этой области они не проводят.

Для того чтобы детский психоанализ был возможен, необходим надежный сеттинг. Он является важным и неотъемлемым компонентом детского психоанализа и включает в себя четко регламентированные правила, устройство комнаты, где проводится психотерапия, устный договор относительно проводимой работы (частота встреч, оплата, возможность пропусков занятий, прерывания работы, ее продолжительность и т.д.). Этический кодекс подразумевает соблюдение конфиденциальности не только при работе со взрослым пациентом, но и с ребенком.

Психические особенности ребенка, его отличие от взрослого, безусловно, предъявляют специфические требования к организации психотерапевтического процесса, сеттингу, самому устройству игровой комнаты не только и не столько в буквальном плане (расположение предметов, игрушек), сколько в символическом: что нужно для того, чтобы психически "удерживать" ребенка во время сессии, как создать ему безопасное, надежное психотерапевтическое пространство, в котором он мог бы развиваться. Как указывает Б. Джозеф, "мы не можем ожидать, что ребенок расскажет нам обо всем с помощью слов, он будет говорить своими действиями, и игровая комната должна быть к этому приспособлена" .

Размер комнаты нужно соотносить с типом тревоги и ведущих фантазий, переживаемых ребенком: в слишком большой и пустой комнате ребенок будет чувствовать себя потерянным, а в слишком маленькой - пойманным в капкан своими преследователями. Это нс значит, что работа будет невозможна в принципе - важно уметь увидеть это в ассоциациях ребенка и при необходимости давать нужные интерпретации, проясняющие его эмоциональные состояния и перенос на терапевта (ведь это его комната, и это он приглашает ребенка туда приходить).

Не стоит понимать смысл аналитической работы с ребенком как направленный на достижение скорейшего улучшения состояния - сильное и неотрефлексированное терапевтом желание помочь может оказаться вредным для самого ребенка. В такой ситуации терапевт начнет форсировать события, станет выделять позитивные и радующие его самооценку моменты, в то время как ребенок на самом деле с определенной вероятностью начнет бессознательно "подыгрывать" терапевту, будто от него ожидается, что он как можно быстрее избавится от своих пугающих фантазий и мыслей.

Форма реализации детской психоаналитической психотерапии, особенно с детьми дошкольного и младшего школьного возраста - игровая. Терапевт не дает каких-либо инструкций, наставлений; активность исходит от самого ребенка. Игра в детском психоанализе понимается как аналог свободных ассоциаций (в кляйнианском подходе). Предполагается, что все игровые действия, которые совершает ребенок в течение аналитического часа, вызваны той или иной бессознательной фантазией, которую аналитик должен уловить и проинтерпретировать в нужный момент. Понимая символический характер игры ребенка, терапевт обозначает с помощью слов то, что он понял относительно внутренней фантазии ребенка, представленной в данном игровом сюжете. Ребенок не обязательно будет играть -он может рисовать, рассказывать то, что приходит ему в голову, просто молчать .

В психоаналитической психотерапии нет специальных инструкций о том, как именно ребенку следует использовать ту или иную игрушку. Он может использовать куклу как молоток, а молоток как куклу. Скомканная бумажка может превратиться в ужасного монстра. Вместе с тем в игрушках, специально подобранных для терапии, могут заключаться и определенные, соответствующие стадии психосексуального развития и развития объектных отношений.

Развитию ребенка двух-трех лет, а иногда и старше очень могут помочь, например, игры с соединением и разрезанием. Для этого нужны ножницы, бумага, клубок веревки, клей и скотч. Развитию соперничества, здоровой конкуренции помогут игрушки супермена, разбойника. Формированию представлений о структуре семьи, половых и возрастных отличий помогут куклы, изображающие разных членов семьи - маму, папу, бабушку, дедушку, брата или сестру, а также беременная кукла Барби, взрослый Кен, игрушечные кровати (взрослая и детская), пупсы с половыми отличиями. Это может быть домик, в котором можно открывать и закрывать окна и дверь и помещать в него куклы взрослых или детей. Принятию правил помогут игрушечная полицейская машина, кукла полицейского.

Поскольку есть серьезные основания рассматривать действие в каждом ребенке деструктивных импульсов и связанной с ними агрессивности, малышу нужны игровые средства для символизации подобных влечений. Идентификация ребенка со "злой" игрушкой, куклой, с которой он играет, допустима, но она, во-первых, не является единственно возможным способом отношений с ней, а во-вторых, необходимо понимать, что это не просто зеркальное бездумное копирование качеств персонажа (а ребенок при этом - чистый белый лист). Скорее, это защитная идентификация против сильных чувств страха, беспомощности и отчаяния, либо, что также важно и возможно на определенном этапе развития, необходимая возрастная идентификация с важными качествами взрослых (сила, умение преодолевать препятствия, активность); для мальчиков - с отцом, мужчиной .

Одна мать очень волновалась из-за того, что ее сынок боялся заснуть, не мог начать говорить, казался очень испуганным. Малышу было три года. Психолог предположил, что ему снится что-то страшное, на что мальчик утвердительно покивал головой. "Может быть, игрушки помогут тебе показать, что снится?" - спросил психолог. Тогда мальчик выбрал игрушки Бабы-яги и разбойника, на лицах которых были запечатлены злость и жестокость, и поместил их лежа одна на другую. Затем он стал тереть их одну о другую. Изумленная мать сразу сказала, что они с мужем занимаются любовью рядом с ребенком, поскольку их кровати стоят рядом. Но она никогда не могла подумать, что ребенок что-то слышит и понимает .

Вместе с тем, возможна и разговорная форма психоаналитической терапии с детьми, но она все равно в любом случае подразумевает наличие рядом вспомогательного материала - игрушек, настольных игр, бумаги, карандашей, пластилина и т.п. Работа с подростками обычно имеет разговорный характер. Лучше всего, конечно, в этом возрасте подходит психоаналитическая психодрама, однако в России эта форма работы применяется пока еще достаточно редко.

В технике современного детского психоанализа все больше внимания уделяется невербальным коммуникациям, понимаемым как производные бессознательного. У ребенка еще мало средств для вербального выражения своих мыслей и фантазий, но невербальные способы он использует очень активно. Например, к телесным можно отнести следующие коммуникации:

  • телесная "замороженность" (ребенок кажется сильно зажатым, скованным, как будто находящимся в скорлупе);
  • диспластичность, раскоординированность движений тела, телесная "неустойчивость" (словно почва "уходит из-под ног", ребенку трудно удерживать равновесие);
  • прижимание к полу (часто всем телом, лежа), вжимание в стул, табуретку;
  • обнимающий жест или положение рук и кистей, как будто держащих что-то;
  • почесывания, щипания, пальцы теребят одежду. Мимические проявления бывают следующими:
  • многочисленные оральные действия (сосание пальца, облизывание или посасывание губ и языка, трогание губ пальцами и т.п.);
  • взгляды на дверь (отсутствующие, ожидающие, с интересом);
  • "отсутствующий взгляд" или взгляд "внутрь себя" и т.д. Привлечению внимания к невербальным коммуникациям и пониманию их содержания во многом способствовало развитие метода наблюдения за младенцами, предложенному более 60 лет назад известной британской исследовательницей-психоаналитиком Э. Бик в Тавистокской клинике детского развития. Она развила оригинальный, основанный на психоаналитической традиции подход, в котором во главу угла поставлено внимание к мельчайшим деталям взаимодействия матери и младенца, в большой степени невербального, и тому эмоциональному отклику, который сам наблюдатель отслеживает в себе во время наблюдения.

Для реализации метода детского психоанализа важно понимать, какими инструментами он оперирует. Основными инструментами, помогающими терапевту в работе, являются анализ контрпереноса, интерпретация (в первую очередь, переноса) и контейнирование.

Под контрпереносом понимаются такие чувства, переживания и фантазии самого аналитика, которые возникают у него в ответ на взаимодействие с ребенком. Анализ контрпереноса предполагает возможность размышлять над подобными своими состояниями, пытаясь попять их происхождение и смысл в контексте терапевтических отношений с ребенком. Для этого у аналитика с необходимостью должно быть как можно меньше слепых пятен в собственной личности, чтобы отклик на ребенка не был спутан с собственными проекциями и не приводил бы к так называемым отыгрываниям, когда терапевт вдруг начинает воспитывать ребенка на сессии, теряя свою терапевтическую позицию.

Отмечается, что роль анализа контрпереноса в детском анализе еще значительнее, чем во взрослом. Это связано как с бессознательными конфликтами, возникающими в связи с родителями ребенка, так и с самой природой сообщений, транслируемых ребенком. В первом случае аналитику приходится иметь дело с бессознательными идентификациями с ребенком против родителей или же с родителями против ребенка. Во втором случае интенсивный перенос, рост зависимости ребенка, примитивная природа бессознательных фантазий у ребенка вызывают бессознательную тревогу у самого аналитика.

Ребенок может вызывать очень сильные чувства у аналитика - от желания помочь, защитить вплоть до сильного гнева и раздражения. Необходимость понимания природы этих чувств у терапевта позволит ему лучше понимать, что происходит в пространстве "здесь-и-сейчас" аналитической сессии. Существенную помощь в этом оказывают аналитику три разных источника: супервизия, личный анализ и обучение методу наблюдения за младенцами по Э. Бик.

Интерпретация является основным инструментом психоаналитического лечения. Однако суть интерпретации, ее основные цели могут быть различными - как в зависимости от стадии лечения и локальной задачи терапевтического процесса, так и в зависимости от психоаналитической школы и, соответственно, модели понимания природы психической патологии ребенка.

Можно интерпретировать внутренний конфликт в контексте личной истории ребенка. Например, если в игре мышонок плохо себя ведет, а его мама-мышь в это время занимается мышонком-малюткой, можно, выбрав подходящий момент и решив для себя, что интерпретация действительно нужна, сказать: "Похоже, мышонок злится на маму, что она не с ним". В какой-то ситуации можно связать сюжет игры с реальными событиями и продолжить предыдущую интерпретацию словами: "...как и ты, может быть, злишься на свою маму за то, что она так много времени проводит с твоим братиком".

Суть интерпретации - обозначение, вербализация, объяснение чувств и фантазий ребенка. Но возможна и другая интерпретация - интерпретация переноса: "Ты злишься на меня, потому что видел, что сюда на занятия ко мне могут приходить другие дети". Когда обнаруживаются и интерпретируются чувства ребенка, которые он испытывает "здесь-и-сейчас" в отношении психотерапевта, это составляет саму суть психоаналитической работы с ребенком.

В современной технике детского психоанализа в школе А. Фрейд широко применяется метод ментализации. Она имеет определенные родственные связи с понятием о когнитивных схемах, но во главу угла ставит проблему адаптации Эго к принципу реальности. Техника основывается на модели психических процессов, исследующей природу мыслей, чувств и психических состояний, в которых могут находиться сам пациент и окружающие его роли. В интерпретации, даваемой ребенку, фокус делается на вербализации его чувств и отличении его состояний и реакций от побуждений другого человека (например, "то, что произошло с тобой в той ситуации, вызвано твоей злостью"). Вербализация усиливает Эго, поскольку теперь можно отличить желания и фантазии от реальности. Это развивает способность ребенка контролировать свои чувства вместо ситуации, когда его чувства переполняли и контролировали его самого.

Техника кляйнианского детского анализа подразумевает обнаружение бессознательных фантазий в речевой и игровой продукции ребенка во время сессии, и особенно в переносе. Перенос проистекает из внутреннего мира ребенка, т.е. по сути это его экстернализация в отношениях с терапевтом. Однако интерпретация дастся в терминах чувств и переживаний. Кроме того, это преимущественно работа в терминах "здесь-и-сейчас". "Сейчас я обращаю большое внимание на то, как меня воспринимает ребенок, а не только на то, что он чувствует; на то, каким объектом я являюсь для него, какой его внутренний объект на меня проецируется, что определяет в свою очередь то, кем становится тогда он".

Мальчик Н., трех с половиной лет, на каждой встрече с психотерапевтом ревностно прятал свои рисунки в различных частях кабинета, желая получить заверения терапевта, что они не достанутся другим детям (его маленькому братику один год). На одну из встреч он пришел в тревоге, взял ножницы, зажги их в кулаке, поднес к глазу так, что острые концы были направлены па терапевта и стал совершать режущие движения. Терапевт интерпретировал: "У тебя теперь стал как будто такой режущий взгляд... Может быть, ты злишься". Мальчик тут же положил ножницы на стол, схватил две мягких подушки, между которыми сидел на диване, и стал ими со злостью бить одна о другую. Терапевт сказал, держа в мыслях материал прошлых сессий и то, о чем рассказывали родители мальчика: "Наверное, ты очень злишься, когда видишь, как мама кормит грудью твоего братика" (предполагая символическое равенство двух мягких игрушек и материнских грудей). Мальчик тут же ответил: "Мы его уже перестали кормить грудью".

Он успокоился и некоторое время сидел молча. Затем он встал, подошел к терапевту и сказал: "Я принесу сюда пилу и распилю тут все на мелкие кусочки: твои стены, твои занавески, твой шкаф, твои игрушки". Терапевт спросил: "И меня тоже? Ты очень злишься на меня, когда думаешь, что сюда могуч приходить другие дети и я играю с ними в эти игрушки?" (обратим внимание, что, как это было указано ранее, это является важной фантазией и тревогой мальчика - другие дети, от которых надо спрятать все свои поделки). "Нет, - ответил мальчик, - вот тебя я резать не буду, а всех остальных - буду".

Тогда терапевт дал интерпретацию переноса, переходящую в так называемую генетическую интерпретацию: "Ты хочешь, чтобы я принадлежа! только тебе, а всех остальных соперников хочешь разрезать пилой. Точно так же, как хотел бы, чтобы твоя мама была только с тобой".

Проработка подобных фантазий мальчика, возможность их символизации и вербализации ведет к постепенному отказу мальчика от его "всемогущих" фантазий и лежащих в их основе чувств беспомощности и одиночества. Вместе с тем возможно и иное понимание происходящего, когда действия ребенка оказываются его реакцией на непонимание или преждевременность интерпретаций терапевта. Тогда его злость и битье подушек могут быть связаны и со злостью на терапевта, которому, возможно, не следовало так быстро говорить, но имело смысл подождать и пронаблюдать, что будет происходить дальше.

Важнейшей задачей детского психоаналитика является контейнирование интенсивных и зачастую невыносимых переживаний, которые есть у ребенка, пришедшего на психотерапию. Само по себе контейнирование может несколько отличаться в зависимости от школы психоанализа. Это отнюдь не способность аналитика быть "ведром" для сбора внутрь себя всего "плохого", это скорее способность к трансформации непереносимой злости или ужаса в переносимые и символизируемые с последующим возвращением их ребенку в такой новой, освобожденной от ужаса форме, что теперь это можно снова принять внутрь себя без боязни, что это нечто разрушит его изнутри.

Здесь связываются представления о роли матери для младенца с ролью психотерапевта для своего пациента (идеи Биона и Винникотта). В этом плане очень важно понять, в чем заключается контейнирующая функция матери для своего младенца, невыполнение которой может привести к серьезным психическим трудностям у ребенка и которую теперь должен восстановить психоаналитик в своей работе с ребенком.

Допустим, младенец испытывает какие-то сильные внутренние ощущения, и он дает о них знать своим криком, плачем, искривленным в гримасе боли или отвращения личиком, позой тела, движениями рук и ног. И мать младенца в такие моменты не только пытается понять, что именно вызвало плач, и устранить причину дискомфорта (подчас интуитивно понимая ее, а иногда и методом слепого перебора возможных вариантов), но она также помогает ребенку вынести психическое переживание боли: она подходит к ребенку и говорит: "Мой малыш, бедняжка, у тебя, наверно, болит животик, сейчас я тебя поглажу, пожалею, согрею, покачаю, дам капельки, у кошки боли, у собачки боли, а у Вани не боли" и т.п.

Конечно, порой достаточно трудно проявлять спокойствие в подобные моменты: не всегда понятно, в чем причина крика и как успокоить ребенка. Кричащий младенец причиняет много беспокойства и душевного страдания, особенно если напрямую эмоционально присоединяться к его переживаниям. Иначе говоря, мать может сама очень сильно испугаться, когда кричит ее малыш. В такой ситуации очень важно, чтобы мать могла выдержать этот крик, не бежала от него прочь, продолжала с сочувствием относиться к младенцу и пыталась понять, что ему нужно, чем она могла бы ему помочь.

Держа плачущего ребенка в объятиях, она контактирует напрямую с болью, с его страхом, как бы вбирая их в себя. Она перерабатывает невыносимый "безымянный ужас" младенца (термин и теоретические идеи У. Биона, концепция "альфа-функции") в слова "бедненький, как болит твой животик" или "как напугал тебя шум на улице, мой маленький".

Сама того не подозревая, она непереносимое превращает в нечто вполне понятное и терпимое. И она сообщает об этом малышу ласковым поглаживанием и нежными словами успокоения. Такое психическое "переваривание" похоже на обязанность мамы-птицы перед своим птенцом: он еще не умеет клевать сам, поэтому мама сначала сама проглатывает пищу, частично переваривая ее в зобу, и только йотом отдает ее птенцу, вкладывая в его клювик. У человека подобная психическая работа матери закладывает основы того, что чуть позднее мы назовем "внутренним миром". Выполняя подобную функцию на сессии, психотерапевт создает в ситуации "здесь-и-сейчас" то, чего его пациент был лишен в младенческом возрасте - надежное контейнирование.

В одном из терапевтических наблюдений по методу Э. Бик за ребенком с риском развития аутизма мать стала одевать своего полуторагодовалого сына для прогулки. Он очень напрягся телесно, на него было просто невозможно натянуть верхнюю одежду, он стал громко кричать. Психотерапевт почувствовала ужас, наполняющий мальчика, его тело казалось полностью одеревеневшим. В этот момент наблюдательница стала громко, на какой-то особой высокой ноте, как будто жалобно причитать: "Как это страшно - идти на улицу, какими опасными могут быть вещи и события вокруг!" Мальчик, к огромному изумлению его матери, успокоился, расслабился, и они спокойно пошли гулять.

В этой ситуации терапевт эмпатически точно воспроизвела, как зеркало, стенания мальчика, но у нее они были лишены ужаса и, кроме того, словесно обозначали те чувства, которые мог испытывать мальчик в тот момент. Терапевт выполнила "альфа-функцию" матери: она восприняла от ребенка его ужас, но вернула ему его переживания лишенными страха, в "переваренной", символизированной, выносимой форме, которую он мог без страха принять и успокоиться .

Среди множества достижений современного детского психоанализа стоит остановиться на двух из них, совершивших прорыв в технике психоаналитической работы. Это психотерапевтическая работа с младенцами и детьми раннего возраста и метод психоаналитической психодрамы, помогающий подросткам с тяжелыми психическими расстройствами.

  • Калина О. Г., Папкова Т. В. Трудно быть ребенком. М.: Форум, 2011.
  • Калина О. Г., Проничева Е. Е. Невербальные способы выражения внутренней психической реальности у дошкольников в контексте сепарации // Консультативная психология и психотерапия. 2013. № 1. С. 42-62.
  • Gretton A. An account of a year"s work with a mother and her 18-month-old son at risk of autism // Infant Observation: International Journal of Infant Observation and lis Applications. 2006. № 1 (9). P. 21-34.
  • Психоанализ был и остается для нас самым противоречивым и таинственным методом психологии. Слово это знает каждый, даже самый далекий от психологии человек. Ну кто не слышал о Зигмунде Фрейде?
    С другой стороны, психоанализ является мало распространенным и доступным, поскольку в России еще не сформирована практика психоанализа.
    Получит ли этот метод у нас такую же широкую популярность, как на Западе, - покажет время. Но, как считает известный французский психоаналитик, профессор Элизабет РУДИНЕСКО (мы уже писали о ее приезде в Россию в № 48, 2000), у психоанализа в России большое будущее. О возможностях и преимуществе психоаналитической работы, в том числе и с детьми, с Элизабет беседует наш корреспондент Ольга РЕШЕТНИКОВА.

    Психоанализ неотделим от имени Зигмунда Фрейда. Соответствует ли то, чем вы занимаетесь сейчас, классическому образцу, или это уже что-то другое?

    Зигмунд Фрейд остается отцом-основателем психоанализа. Знание его теории необходимо для человека, который интересуется психоанализом. Сейчас возникло много разных направлений, которые называют себя фрейдистскими, но они развивают какую-нибудь одну из идей фрейдизма.
    Психоаналитикам хорошо известно имя Мелани Кляйн. Она, если можно так сказать, является изобретателем психоанализа для детей. В Англии, например, возникли целые течения, которые основаны последователями М. Кляйн.
    Фрейд в 1905 году создал учение о детском психоанализе. Это учение базировалось на его воспоминаниях и на поведении его отца. А Мелани Кляйн, вопреки существовавшему мнению, что на маленького ребенка можно воздействовать только через родителей, стала практиковать общение с ребенком в русле психоанализа. Для этого она использовала массу предметов и игрушек. Ими наполнялась комната, они помогали устанавливать контакт с маленьким человечком.
    Хотя английская школа детского психоанализа продолжала называться фрейдистской, она пошла по собственному пути. Акцент, в частности, был сделан на взаимотношениях ребенка с матерью, а не только с отцом. Особое внимание обращалось на отношения человека (ребенка или взрослого) с его окружением.
    Во Франции крупнейшим последователем Фрейда был Жак Лакан, который внес свое понимание в психоанализ. Для Лакана основным фактором является речь человека, которая и отражает подсознательное. При этом Лакан считал себя учеником Зигмунда Фрейда.
    Учение Фрейда сохранилось, и ему верны очень многие, но возникло как минимум шесть-семь разных направлений в психоанализе. я думаю, что сам Зигмунд Фрейд был бы удивлен, если бы узнал, во что сегодня превратилось его учение.

    Насколько широки возможности психоанализа при работе с детьми и какие проблемы можно решать с его помощью наиболее успешно?

    Работа с детьми остается приоритетной для психоанализа, поскольку чем раньше начинаешь заниматься с ребенком психоанализом, тем больше вероятность того, что он избежит каких-либо проблем в будущем.
    Моя мама - Женни Обри (Genny Aubry) - одна из основательниц детского психоанализа во Франции. Она родилась в 1903 году и была современником и другом Франсуазы Дольто и Жака Лакана. Начинала она свою карьеру как педиатр и нейропсихолог. После Второй мировой войны заведовала одним из отделений в детской больнице. Тогда она и увлеклась психоанализом: ездила в США и познакомилась там с Анной Фрейд.
    Вернувшись во Францию, Ж. Обри начала заниматься детским психоанализом. Она работала с теми детьми, которые не имели родителей и находились в учреждениях, сравнимых с вашими детскими домами. У этих детей были проблемы, связанные с недостатком родительской любви, поэтому у них возникали различные психологические комплексы.
    В пятидесятые годы Женни Обри работала в медицинском центре, занимающемся школьными проблемами детей. Этот центр находился в 18-м округе Парижа, где жили очень бедные семьи. Здесь были возможны грубость и насилие по отношению к детям.
    Работа была направлена на то, чтобы оградить детей от пагубного влияния таких семей. При возможности шла работа со всей семьей или с матерью. Женни пыталась доказать, что длительный психоанализ может вывести ребенка из негативного психического состояния. Накопленный ею опыт до сих пор служит основным базовым материалом для тех, кто занимается подобными проблемами. Все они ссылаются на Дольто и Женни Обри.
    Выдающиеся английские детские психоаналитики Джеймс Винникотт и Джон Боулби занимались трудными детьми. Вообще английская школа внесла весомый вклад в развитие психоанализа и стоит того, чтобы труды ее представителей были переведены на русский язык. Английские психоаналитики изучали ребенка в его окружении, занимались предупреждением умственных нарушений и болезней, связанных с расстройством психики.
    Я думаю, что у детского психоанализа большое будущее, в том числе и в России, поскольку большинство проблем ребенка лежат к области подсознательного и имеют своей исходной точкой взаимоотношения с родителями.

    В чем преимущество психоанализа по сравнению с другими методами при работе с детьми?

    В процессе психоанализа могут произойти какие-то прояснения (изменения) в отношениях между родителями и родителей с детьми. Причем не только осмысленные, осознанные, но и неосознанные. Наряду с этим открывается возможность увидеть глубинный источник проблем. Понять истинные переживания детей можно через игру, через рисунки. Психоанализ дает возможность найти причины насилия в семье, в том числе и сексуального, поскольку эти причины лежат в области бессознательного. Через психоанализ также можно понять детскую сексуальность, ее выражение у детей.
    Психоанализ в свое время дал возможность женщине выговориться, точно так же и ребенок получил право говорить не через родителей, а самостоятельно. Даже если родители не исключаются из этого контакта. При этом психоаналитик никогда не будет говорить что-то матери за спиной у ребенка. Проговаривая свои проблемы, ребенок уже начинает их разрешать. Мы считаем, что ребенок - полноценный человек и он имеет право на собственный мир.

    Где во Франции ребенок или семья могут получить помощь психоаналитика?

    Существует немало специализированных центров. Возьмем конкретного ребенка из парижского пригорода. Там живет много семей эмигрантов, и, как правило, почти у всех детей есть проблемы. Обычно на них обращают внимание школьные учителя, родители, а иногда и сам ребенок. Эта информация поступает к социальному работнику, который есть в каждой школе. Он и приводит ребенка в медико-психиатрический центр. Такие центры расположены повсюду. В них работают психоаналитики или психотерапевты. В эти центры приглашаются и другие члены семьи.
    Иногда работают отдельно с ребенком, иногда сразу со всей семьей. При необходимости ребенок может быть изолирован от семьи. В случае, если у ребенка диагностируется тяжелое психическое расстройство, его помещают в специальную школу, где он получает образование.
    При этом все расходы берет на себя служба социального обеспечения. Есть и психоаналитики, которые работают с детьми частным образом.

    Каких специалистов во Франции больше: психоаналитиков или психотерапевтов?

    Большинство психиатров и психотерапевтов, которые работают с детьми, используют психоанализ. Возможно, что они сами проходили курс психоанализа и знают, что это такое. Это очень важно. Сейчас пациентами психоаналитиков нередко являются преподаватели школ или социальные работники, то есть те люди, которые потом используют этот опыт для работы с детьми. Это помогает им.

    Какова продолжительность терапевтической работы с одним ребенком?

    Отдельный сеанс длится от 45 минут до одного часа. Что касается всего курса, то он может продолжаться бесконечно долго в зависимости от ситуации. Задача такого курса: помочь ребенку адаптироваться или вернуться в нормальную (в том числе школьную) среду.
    Если это происходит, то, значит, работа может быть закончена. Но если семья не хочет продолжения работы, тогда она прекращается.

    С какого возраста можно применять психоанализ?

    Психоаналитики убеждены, что именно слово является главным средством для выявления подсознательных мотивов.
    Правда, во Франции уже стал развиваться психоанализ детей, которые еще не начали говорить. Психоаналитическая работа в этих случаях проводится вместе с матерью. Никаких чудес здесь нет.
    Подобные методы дают хороший эффект даже при работе с новорожденными детьми, не имеющими органических нарушений. Замечено, что соматические нарушения связаны с тем, что родители недостаточно говорят с ребенком, мало общаются с ним, не смотрят на него. Психоаналитик начинает говорить с ребенком в присутствии матери, и это дает потрясающие результаты. Ребенка как бы «опускают в ванночку речи». И он «купается» в окружении этих слов, этой речи, получая то лечение, которое ему необходимо.
    Психоанализ в раннем возрасте особенно ценен тем, что его последователи стараются как можно меньше прибегать к лекарственным препаратам. Понятно, что опасно прописать совсем маленькому ребенку в качестве успокоительного химический препарат. Конечно, и это применяется, особенно в США. Но единственное безопасное лекарство - это слово.

    В ПРОШЛОМ И СЕЙЧАС

    Во время нашей беседы Элизабет поинтересовалась, как в России сейчас лечат детей с психическими расстройствами. В 1974 году она, Женни Обри и еще ряд французских психотерапевтов посетили Россию и были приглашены в интернат для детей с умственными нарушениями. Исследователи были шокированы тем, что им удалось увидеть: дети ходили по струнке, одинаково одетые. Им даже брили головы, чтобы они не дергали друг друга за волосы.

    Я ответила, что сейчас, к счастью, ситуация изменилась. В специализированных школах и интернатах есть психологи, психотерапевты. С детьми проводятся развивающие и коррекционные занятия. Элизабет спросила, не бреют ли сейчас детей и как они одеты? Больше всего в 1974 году Элизабет потрясло, что русские специалисты показывали все это с гордостью, считая, что так и надо обращаться с умственно отсталыми. В интернате было действительно чисто, дети были ухоженные, накормленные. Но, увидев совершенно безликих детей, французы стали возмущаться, доказывая, что у всех детей должны быть права, в том числе и право пачкаться.

    Теперь даже трудно представить себе такое «передовое» учреждение. А тогда мы все так жили. Мне оставалось сожалеть, что в этот приезд в Россию Элизабет не имела возможности посетить интернат или спецшколу, где увидела бы все своими глазами.

    Но французская коллега никак не могла забыть обритых наголо детей и продолжала выражать несогласие с теми взрослыми, которые считают одинаковость детей своим достижением.

    Ольга РЕШЕТНИКОВА

    Редакция выражает искреннюю признательность Французскому
    культурному центру в Москве за содействие в подготовке материала.

    Психоанализ - это метод лечения психических расстройств у детей путем выяснения взаимодействия сознательных и бессознательных элементов психики и переведения подавленных чувств и конфликтов в сознание. Психоанализ невозможно описать, не прибегая к понятиям внутреннего и внешнего мира, переноса и контрпереноса, к понятию психологических защит и контейнирования. Именно эти понятия очерчивают специфику психоаналитической работы. Психоанализ и психоаналитическая психотерапия не нацелены на решение конкретных проблем, предъявляемых пациентом, или на работу с симптомом, в отличие, скажем, от бихевиоральной или когнитивной психотерапии. Целью психоаналитической работы с детьми является восстановление нормального хода эмоционального развития. Часто для восстановления нормального хода развития ребенка оказывается достаточным применение к проблеме системного подхода, направленного на изменения в семейной системе. Однако нередки случаи, когда даже после успешной работы и восстановления оптимальных границ и иерархии в семье, ребенок, тем не менее, не может перейти к более конструктивному и зрелому отношению к себе и к окружающему миру. Тогда-то терапевтическим показанием и может стать психоанализ, который позволит ребенку вместе с психотерапевтом исследовать свои переживания по отношению к себе и к миру, выявить происхождение таких отношений и подойти к возможности их изменения.

    Разумеется, и взрослый, и детский психоанализ имеют много общего. Цели терапии одинаковы и для взрослых, и для детей. Способы достижения изменений также сопоставимы. Однако важно помнить, что ребенок есть личность незрелая, находящаяся в процессе постоянного развития. Психоаналитик, работающий с детьми, всегда должен учитывать этот процесс развития и роста. Знание теории психоанализа позволяет понять особенности личности ребенка, выделить прогрессивные и регрессивные характеристики в его поведении и отношениях. Более того, детский психоаналитик знает, что, хотя поступательное развитие всегда есть успех для ребенка, движение вперед неизбежно влечет за собой потери. Так, ребенок, который научился ходить, сделал огромный шаг вперед к обретению независимости, однако при этом он вынужден отказаться от уютной зависимости беспомощного младенца, когда за ним любовно ухаживала мать, выполняя его желания. Достижения развития обязательно содержат утраты комфортных состояний, ставших привычными на предътдущей фазе развития. Поэтому одной из составляющих нормального развития является возникновение у ребенка в периоды стресса регрессивных тенденций, то есть возвращения к поведению и реакциям, характерным для более ранних стадий развития .

    Дети и подростки, направляемые на психоанализ, имеют проблемы различной тяжести и различного содержания. Конкретная история развития будет различаться у каждого ребенка. Однако всех их объединяет тот факт, что внутренний эмоциональный ландшафт нарушен. Чтобы разобраться в существующих нарушениях, детский психоаналитик обращает внимание, в первую очередь, на следующие параметры развития ребенка.

    1. Сердцевиной эмоционального развития ребенка являются взаимоотношения ребенка с окружающими людьми и его отношение к самому себе. Качество отношений с другими строится на основе сознательных, бессознательных сил и опыта, который ребенок получил в ходе своего развития. Следовательно, в большой степени эмоциональное развитие будет зависеть от жизненного опыта. Однако картина во многом оформляется и внутренними представлениями ребенка о взаимоотношениях и о себе.

    2. Другим важным показателем эмоционального благополучия или неблагополучия является способность регулировать свои внутренние импульсы и чувства и справляться с ними. Эта способность формируется на основе постоянного присутствия взрослого, последовательного в своей заботе и настроенного на эмоциональные потребности ребенка.

    3. В процессе развития ребенка формируется еще одна важная способность - способность выстраивать психологические защиты против боли, тревог и неприемлемых желаний. Эти психические механизмы являются частью нормального развития, и каждый человек их использует. Однако иногда интенсивность отдельных защитных механизмов может достигать такой выраженности, что у ребенка появятся определенные социальные ограничения. Например, ребенок может настолько глубоко погрузиться в мир фантазий, что окажется не в состоянии справляться с повседневной интенсивной учебной нагрузкой или поддерживать контакты со сверстниками.

    4. Когда мы думаем о способностях ребенка адаптироваться к меняющимся требованиям и условиям реальности, мы не можем не учитывать развития Эго ребенка. Способности Эго - это целый спектр когнитивных способностей, помогающих ребенку ориентироваться в мире реальности, таких как способность обдумывать, размышлять, общаться с помощью речи. Кроме того, с помощью защитных механизмов Эго ребенок развивает способы регулировать свой внутренний мир. Дети с низким уровнем развития способностей Эго часто неуспешны в школе, хотя учителя признают их несомненный интеллектуальный потенциал. Например, учителям хорошо знаком тип классного клоуна, ребенка, который паясничает, особенно когда испытывает трудности в деятельности. Причины отставания в Эго-развитии могут быть различны, однако часто они связаны с ранним развитием ребенка, которое не обеспечило необходимых условий для полноценного развития Эго.

    Итак, размышления о развитии ребенка должны принимать во внимание множество разных аспектов. Чем большее количество областей развития ребенка имеет проблемы, тем больше необходимость в интенсивной психоаналитической работе.

    В результате успешной психоаналитической терапии ребенок сможет научиться выносить болезненные стороны своего опыта, а не заслоняться от них, выражая невысказанную боль в симптомах. В процессе терапевтических взаимоотношений ребенок сможет интернализовать способности к принятию, рефлексии и пониманию себя. Вследствие создания новых объектных отношений с психоаналитиком сформируется и новое отношение к самому себе. Каковы же составляющие психоаналитической работы с ребенком?

    В самом центре психотерапевтического контакта - необходимость защищать конфиденциальность ребенка-клиента. В работе с взрослыми пациентами конфиденциальность достижима легче, поскольку контакт терапевта с другими людьми из окружения пациента минимален. В работе же с детьми терапевту приходится регулярно поддерживать контакт со значимыми для ребенка взрослыми. Сложность терапевтической работы с детьми заключается в том, что необходимо найти баланс между необходимостью соблюдать конфиденциальность ребенка и в то же время полноценно общаться с его родителями и семьей.

    Коллоквиум по детскому психоанализу

    Для начала, мне бы хотелось вкратце напомнить предысторию детского психоанализа. Принято считать, что его рождение приходится на 1909 год, когда Фрейд опубликовал статью «Анализ фобии у пятилетнего мальчика». Теоретическая значимость этой публикации неоспорима: она подтвердила, что в случае Маленького Ганса обнаруживались в точности те же составляющие, что были открыты и описаны Фрейдом в других случаях детского психоанализа, проводимого им, начиная с самого возникновения психоанализа взрослых. Между тем, появление данной статьи имело еще одно значение, которое не могло быть обнаружено ранее: описанный психоаналитический случай заложил первый камень в фундамент будущего здания детского психоанализа.

    Действительно, он не то что не исчерпывался доказательствами существования Эдипова комплекса и демонстрацией возможных форм его проявления в детском возрасте, но и напрямую подтверждал, что подобные бессознательные устремления вполне могут быть доведены до сознательного уровня. Причем, такое осознание не только не несет никакой угрозы, напротив, оно становится величайшим благом, как для самого ребенка, так и для его окружения. Сам Фрейд описывает это открытие такими словами: «Но теперь я обязан исследовать, не причинен ли Гансу ущерб тем, что на свет были извлечены комплексы, которые мало того, что подавляются детьми, еще и внушают опасения их родителям. Мог ли маленький мальчик всерьез предпринять попытки претворить в действие все то, что связано с его стремлением получить желаемое от матери? Могли дурные намерения по отношению к отцу уступить место скверным поступкам? Подобные опасения, разумеется, приходят в голову многочисленным медикам, если они плохо понимают природу психоанализа и уверены, что дурные инстинкты усиливаются, когда становятся сознательными».

    Дальше, на странице 285, он добавляет: «Наоборот, единственный результат психоанализа Ганса заключается в его победе, так как он больше не испытывал страха перед лошадьми, а его отношения с отцом стали достаточно фамильярными, как тот характеризует их с некоторой долей юмора. Но все, что утратил отец в уважении сына, он возместил в его доверии. «Я думал, ты и так все знаешь. Ты ведь знаешь все про лошадей», - однажды сказал ему Ганс. Дело в том, что анализ не разрушает последствий вытеснения. Подавленные инстинкты и впредь остаются усмиренными, но тот же эффект достигается за счет использования совершенно иных средств. Анализ заменяет автоматические и чрезмерные процессы вытеснения и отрицания сознательным контролем и сдерживанием, установленным самыми высокими психическими инстанциями. Одним словом, анализ заменяет избегание устранением. Похоже, этот факт служит доказательством, которое так долго изыскивалось, что сознание выполняет биологическую функцию, а его выход на авансцену дает нам важное преимущество».

    Эрмина фон Хуг-Хелльмут, которой принадлежит честь и слава быть первой, кто стал практиковать систематический детский психоанализ, приступила к этой задаче, придерживаясь целого ряда весьма предвзятых убеждений. Написанная ею по прошествии четырех лет практики статья, озаглавленная «О технике анализа детей», представляет собой наиболее полное и точное изложение ее принципов и техники и наглядно демонстрирует, что она не только отвергла идею возможности анализировать маленьких детей, но и считает необходимым довольствоваться «частичным успехом»; она отказывается проникать в процессе анализа как можно глубже в психику ребенка из-за страха слишком взбудоражить подавленные влечения и потребности, или впасть в излишнюю зависимость от способности ребенка к ассимиляции.

    Эта статья и другие публикации Эрмины фон Хуг-Хелльмут свидетельствуют, что она не решилась в том числе сколько-нибудь продвинуться и в анализе Эдипова комплекса. Помимо указанных, ее работы основываются еще и на таком убеждении: когда аналитик работает с детьми, он должен отвергнуть собственно аналитические методы лечения и обратиться, прежде всего, к непосредственному воспитательному и обучающему воздействию.

    С тех пор, как в 1921 году была опубликована моя первая работа под заголовком «Развитие одного ребенка», я пришла к целому ряду различных заключений. Анализ, проведенный с мальчиком пяти лет и трех месяцев от роду, позволил мне убедиться (а все последующие проведенные психоанализы только подтверждали это), что не просто более чем возможно, но и весьма желательно зондировать Эдипов комплекс, вплоть до самых глубоких его слоев. Следуя этому правилу можно достичь результатов, по меньшей мере, равных тем, что наблюдаются в анализе взрослых пациентов. С другой стороны, я обнаружила в то же самое время, что проводимый таким образом анализ сам подталкивает аналитика прибегнуть к воспитательному воздействию, несмотря на то, что это - две вещи совершенно несовместимые. Из двух вышеназванных утверждений я вывела основные ведущие принципы моей работы, которые отстаивала во всех своих последующих публикациях, - вот каким путем я пришла к попытке анализа маленьких детей, имеются в виду дети в возрасте от трех до шести лет. Затем я смогла удостовериться, что подобные психоанализы вполне удаются и выглядят весьма многообещающими.

    Теперь перейдем к книге Анны Фрейд, к тому, что, похоже, составляет четыре главных ее принципа. Мы обнаруживаем в ней ту же самую основополагающую идею, что уже упоминалась в связи с госпожой Хуг-Хелльмут, а именно, что в процессе анализа следует поступиться стремлением проникнуть как можно глубже. Анна Фрейд хочет сказать этим, незамедлительно подкрепляя свои слова рядом однозначных утверждений, что отношение ребенка к родителям не должно подвергаться чрезмерному воздействию, иначе говоря, Эдипов комплекс не должен рассматриваться чересчур пристально. Соответственно, приводимые Анной Фрейд примеры не содержат и намека на анализ Эдипова комплекса.

    Тут же мы наталкиваемся и на вторую идею: анализ детей необходимо в обязательном порядке сопровождать применением воспитательного воздействия.

    Вот что весьма примечательно и дает обильную пищу для размышлений: хотя первая попытка провести психоанализ ребенка была предпринята приблизительно восемнадцать лет назад, и все это время его активно практиковали, самые фундаментальные его принципы, вынуждены мы признать, так и не были четко сформулированы. Если сравнить такое положение дел с развитием психоанализа взрослых, мы сможем констатировать, что с самого начала, то есть с периода некоего равенства, все базовые принципы последнего не только были точно заданы, но еще и доказаны эмпирически, а также скорректированы, вплоть до полного опровержения некоторых из них. Тогда как в детском психоанализе техника хотя и рассматривалась в мельчайших деталях и, понятно, совершенствовалась, но основополагающие принципы оказались незатронутыми.

    Чем объяснить тот факт, что развитие детского психоанализа осталось столь незначительным? Зачастую в аналитических кругах можно услышать, что дети не относятся к тем объектам, которые подлежат психоанализу. Этот аргумент не представляется мне достаточно убедительным. Эрмина фон Хуг-Хелльмут изначально была настроена весьма скептически по отношению к результатам, которых можно достичь, анализируя детей. Она говорит, что была вынуждена «довольствоваться частичным успехом и учитывать издержки». Помимо прочего, она рекомендовала применять собственно аналитическое лечение в крайне ограниченном числе случаев. Анна Фрейд также задает очень жесткие рамки применению детского психоанализа. С другой стороны, ее видение возможностей детского психоанализа более оптимистично. В завершение свое книги, она говорит: «Анализ детей, несмотря на все перечисленные трудности, позволяет нам достичь улучшения и добиться таких успехов и изменений, каких мы даже представить себе не могли в психоанализе взрослых» (на стр. 86).

    Чтобы прийти к ответу на собственный вопрос, мне потребуется изложить несколько идей, чью правомерность которым я собираюсь подтверждать по ходу своего выступления. Я думаю, что детский психоанализ так мало продвинулся по сравнению с психоанализом взрослых именно потому, что к первому в отличие от второго никогда не применялся достаточно свободный и непредубежденный подход. С самого рождения развитие детского психоанализа было заторможено и нарушено из-за определенных предубеждений. Если мы рассмотрим пер вый в истории анализ маленького ребенка, который заложил основу для всех последующих (анализ Маленького Ганса), придется признать, что он был избавлен от этого недостатка. Конечно, в этом случае еще не была выявлена необходимость в какой-либо специфической технике: отец ребенка, который частично провел этот анализ под руководством Фрейда, был весьма слабо ориентирован в психоаналитической технике. Несмотря на это, у него хватило храбрости проникнуть достаточно глубоко, а результаты, которых он добился, были весьма убедительны. В том описании, к которому я прибегла выше, Фрейд утверждает, что сам он продвинулся бы гораздо дальше. Его слова убедительно доказывают, что он не видел никакой опасности в исчерпывающем анализе Эдипова комплекса; более того, он даже не подразумевал, и это вполне очевидно, что с детьми необходимо придерживаться принципа игнорирования Эдипова комплекса и оставлять его за рамками анализа. Однако, госпожа Эрмина фон Хуг-Хелльмут, которая оставалась в течение долгих лет если не единственным человеком, то, по меньшей мере, наиболее признанным из всех, кто анализировал детей, вступила в эту область, обремененная принципами, которые ограничивали детский психоанализ, а значит, делали его менее продуктивным, причем не только в том что относится к практическим результатам и определению случаев, подлежащих анализу и т. д., но и в том, что касается теоретических открытий. Потому в течение всего этого времени детский психоанализ, от которого вполне логично было бы ожидать существенного обогащения психоаналитической теории, в этом смысле не дал ничего, что заслуживало бы особого внимания и поддержки. Точно также как и Эрмина фон Хуг-Хелльмут, Анна Фрейд считает, что, анализируя детей, мы не можем понять больше, вернее, что мы познаем меньше о первом периоде жизни, чем в анализе взрослых.

    И здесь я усматриваю следующую причину, которая объясняет столь замедленное развитие детского психоанализа. Порой можно услышать, что поведение ребенка в процессе анализа разительно отличается от поведения взрослого пациента, и, следовательно, требует использования совершенно иной техники. Мне этот аргумент представляется несостоятельным. Если позволите, я бы привела такое выражение: «Дух побеждает тело», то есть мне бы хотелось подчеркнуть, что именно благодаря отношению и внутренней убежденности приходят необходимые технические приемы и средства. Теперь мне следует напомнить то, о чем я уже говорила: если мы подходим к детскому психоанализу с открытым, непредубежденным сознанием, не так уж сложно подобрать средства, чтобы произвести самое глубокое исследование. Последствия подобного подхода не замедлят сказаться на возможности увидеть и понять, какова подлинная природа ребенка, и позволят осознать, что бесполезно устанавливать ограничения психоанализу, идет ли речь о глубинах, которых должен он достичь, или о средствах, которые следует использовать.

    Учитывая все то, что я изложила выше, мы вплотную приблизились к главному пункту моей критики, которая адресована книге Анны Фрейд.

    Определенный набор технических приемов, использованных Анной Фрейд, можно объяснить, если отталкиваться от двух исходных точек зрения: 1) она считает невозможным установить в отношениях с ребенком психоаналитическую ситуацию; 2) во всех детских случаях она рассматривает применение психоанализа в чистом, беспримесном виде, без какого-либо педагогического дополнения, как абсолютно неадаптированное и сомнительное.

    Первое утверждение неотвратимо приводит ко второму.

    Если сравнивать ее технику с той, что используется в анализе взрослых, то, отметим особо, мы в нем безусловно принимаем, что подлинная аналитическая ситуация не может быть установлена иначе, как только с помощью аналитических средств. Мы рассматриваем как самую серьезную ошибку, если обнаруживается, что мы поощряем позитивный трансфер пациента, употребляя те самые средства, которые Анна Фрейд предписывает в первой главе своей книги, или используем его тревогу, чтобы добиться послушания или, тем более, пытаемся запугать и подавить его с помощью авторитарных методов. Можно было бы предположить, что этот подход призван гарантировать нам частичный доступ к бессознательному пациента, но тогда в последствии нам пришлось бы отказаться от возможности установить подлинно аналитическую ситуацию и провести исчерпывающий психоанализ, то есть прийти к его благополучному завершению, проникнув до самых глубоких слоев психики. Как нам известно, мы обязаны последовательно анализировать склонность пациента рассматривать нас, как авторитет - независимо от того, что испытывает он при этом, любовь или ненависть. Лишь анализ этого отношения позволяет нам получить доступ к самым глубоким слоям психики.

    Все средства, которые в анализе взрослых мы определяем, как достойные осуждения, настоятельно рекомендуются Анной Фрейд для детского психоанализа. По ее мнению обязательными к применению их делает та самая вводная фаза перед психоаналитическим лечением, которую она считает непременным условием и называет «настройкой» (выучкой, дрессурой) на психоанализ. Казалось бы, вполне очевидно, что после подобной «настройки» она никогда не сможет прийти к установлению подлинно аналитической ситуации. Я нахожу это странным и нелогичным: Анна Фрейд не пользуется необходимыми средствами для установки аналитической ситуации, подменяя их другими, а затем без конца соотносит со своим же собственным постулатом, с его помощью стараясь теоретически подтвердить обоснованность их использования. Таким образом, она старается доказать, что с детьми невозможно установить аналитическую ситуацию, и следовательно, завершить должным образом собственно психоанализ - в том смысле, как он понимается в применении к взрослым пациентам.

    Анна Фрейд выдвигает целый ряд причин, подтверждающих необходимость использования усложненных и сомнительных средств, которые она находит обязательными для создания ситуации, позволяющей провести аналитическую работу с ребенком. Эти причины производят на меня впечатление недостаточно обоснованных. Она довольно часто уклоняется от соблюдения наиболее проверенных аналитических правил, причем, именно потому, что, по ее мнению, дети - это существа, принципиально отличающиеся от взрослых людей. Тем не менее, единственная цель всех этих сложных мер - сделать ребенка похожим на взрослого в его отношении к психоанализу. Я усматриваю в этом явное противоречие, и, как мне кажется, его можно было бы объяснить следующим образом: в своих сравнениях Анна Фрейд на первый план выводит сознание и Эго ребенка и взрослого, тогда как мы должны работать, прежде всего, с бессознательным (даже уделяя Эго все положенное внимание). Однако по свойствам бессознательного (а я основываю свое утверждение на глубинных анализах, причем, как детей, так и взрослых), они не столь уж фундаментально отличаются друг от друга. Просто-напросто, инфантильное Эго не достигло зрелости, а потому дети подвержены гораздо более сильной доминанте собственного бессознательного. Именно этот факт мы в первую очередь должны принимать во внимание и его следует рассматривать как центральную точку нашей работы, если мы хотим понять, как нам воспринимать детей такими, какие есть на самом деле, и анализировать их.

    Я не придаю никакой особой ценности той задаче, которую Анна Фрейд так страстно старается выполнить - вызвать у ребенка отношение к психоанализу, аналогичное установке взрослого. Кроме того, я думаю, что если Анна Фрейд достигнет этой цели теми средствами, которые она описала (что может быть проделано только в ограниченном количестве случаев), результат ее работы будет существенно отличаться от того, к которому она стремилась изначально, более того, это будет нечто совершенно иное. «Признание собственного заболевания или озлобленности», которого Анна Фрейд добивается от ребенка, только вызывает у него тревогу, которую она, в свою очередь, мобилизует в нем, чтобы достичь собственных целей. Речь идет, прежде всего, о страхе кастрации и чувстве вины. (Я даже не буду задаваться здесь вопросом, в какой мере, у взрослых в том числе, рациональное желание обрести здоровье является всего лишь экраном, который камуфлирует подобную тревогу). Мы не можем основывать длительную аналитическую работу на сознательном намерении, которое, как нам известно, не так уж долго поддерживается в процессе анализа, даже проводимого со взрослым пациентом.

    Конечно же, Анна Фрейд рассматривает подобное намерение, в том числе, как необходимое начальное условие, чтобы обеспечить саму возможность анализа, но помимо этой возможности, она также убеждена, что с того момента, как намерение возникло, в наших силах сделать его еще и основой анализа в той мере, в какой он прогрессирует. На мой взгляд, эта идея ошибочна, и каждый раз, когда Анна Фрейд апеллирует к сознательному желанию, на самом деле она обращается к тревоге ребенка и его чувству вины. В этом не было бы ничего предосудительного, так как чувство тревоги и вины, конечно же составляют среди прочих те факторы, от которых частично зависит успех нашей работы; но думаю, что мы должны ясно осознавать природу той поддержки, которую мы используем, и то, каким образом мы ею пользуемся. Психоанализ, каков он есть, представляет собой отнюдь не самый мягкий метод: в нем невозможно избежать любых страданий пациента, и к детям это относится в той же мере, что и к взрослым. Действительно, анализ должен усилить проявление страдания, чтобы сделать его доступным сознательному восприятию, и даже спровоцировать его обострение с целью избавить пациента от последующих перманентных и более тяжких страданий. Мои критические замечания относятся, таким образом, совсем не к тому факту, что Анна Фрейд культивирует тревогу и чувство вины, а, наоборот, к тому, что затем она не прорабатывает их удовлетворительным образом. Как мне кажется, она подвергает ребенка бесполезному и жестокому испытанию, стараясь довести до его сознания его же собственный страх стать сумасшедшим, как это описывается в примере на странице 9. В то же время она оставляет без должной проработки бессознательный источник происхождения этой тревоги, и не пытается в свою очередь утишить ее в той мере, в какой это возможно.

    Если, проводя психоанализ, нам действительно приходится обращаться к чувствам тревоги и вины, почему бы не рассматривать их как факторы, которые следует принять как таковые, и не прибегнуть к их систематическому использованию сразу, едва они возникнут?

    Я всегда действую именно так, когда провожу анализ, и вполне убедилась, что техническим средствам, основанным на этих принципах, можно всецело доверять. Необходимо лишь отдавать себе отчет в количество тревоги, столь сильной у всех детей, которые гораздо более восприимчивы к ней и переживают ее намного острее, чем взрослые. Причем, надо не только учитывать, но и соответственно применять этот учет в аналитической работе.

    Анна Фрейд утверждает (на стр. 56), что недружелюбное и тревожное отношение ребенка позволяет сделать незамедлительный вывод о том, что установился негативный трансфер, так как «чем сильнее нежная привязанность ребенка к матери, тем менее он расположен испытывать дружественные порывы к незнакомцам». Я не думаю, что мы можем сравнивать эти отношения, как предлагает Анна Фрейд, особенно, у совсем маленьких детей, которые отвергают всех, с кем еще незнакомы. Мы не так уж много знаем о маленьких детях, но анализ самых ранних стадий развития способен нам помочь и многому нас научить, в том числе, и по поводу того, что касается, к примеру, мышления трехлетнего ребенка. Только невротизированные и крайне амбивалентные дети демонстрируют страх и враждебность по отношению к незнакомцам. Вот чему учит меня собственный опыт: если я сразу же анализирую эту антипатию, как проявление тревоги и переноса отрицательных чувств, если я, интерпретируя таким образом, соотношу их с тем материалом, который ребенок производит по ходу анализа, и возвожу к подлинному объекту этих чувств, то есть к матери, то незамедлительно наблюдаю уменьшение тревоги. Это проявляется в установлении более позитивного трансфера и сопровождается дублированием оживления в игре. У детей более старшего возраста ситуация аналогичная, хотя и отличается в некоторых деталях. Очевидно, моя методика предполагает, чтобы я изначально приняла, что навлекаю на себя как негативный, так и позитивный трансфер, а также исследую и тот, и другой вплоть до его самых глубоких корней, которые располагаются в эдипальной ситуации. Эти меры, как одна, так и другая прекрасно согласуются с психоаналитическими принципами, но Анна Фрейд отвергает их по причинам, которые я нахожу слабо обоснованными.

    Итак, я думаю, что радикальное отличие, которое разделяет наше восприятие тревоги и чувства вины у детей, кроется вот в чем: Анна Фрейд использует эти переживания, чтобы настроить ребенка определенным образом, тогда как я с самого начала позволяю им обнаружить себя и сразу же заставляю работать на психоанализ. Как бы там ни было, это весьма редкий случай, когда у ребенка можно вызвать тревогу без того, чтобы она проявилась как источник нарушений и страдания или даже как обстоятельство, определяющее исход анализа, если при помощи психоаналитических средств тотчас не принять контрмер и не заставить эти чувства полностью исчезнуть.

    Более того, Анна Фрейд использует этот метод только в самых крайних случаях, по меньшей мере, так она утверждает в своей книге. Во всех остальных она пытается любыми возможными способами вызвать положительный перенос с целью выполнить условие, которое считает непременным для дальнейшей работы: расположить ребенка к собственной личности.

    Такой подход также представляется мне ложным, так как, без всякого сомнения, мы способны работать в более уверенной и эффективной манере, применяя чисто аналитические средства. Далеко не все дети в самом начале анализа встречают нас страхами и неприязнью, для этого надо особенно постараться; Мой опыт позволяет утверждать, что если ребенок жизнерадостный и по отношению к нам настроен дружелюбно, у нас уже есть все основания полагать, что установился позитивный трансфер, и непосредственно опираться на него. В нашем арсенале имеется еще один вид оружия, отлично работающий, испытанный, к которому аналогичным образом мы прибегаем в анализе взрослых пациентов, хотя как раз с ними-то нам не предоставляется случая столь быстро и четко применить его. Я хочу сказать, что мы можем проинтерпретировать этот позитивный трансфер, или другими словами, как в детском психоанализе, так и в анализе взрослых, в его интерпретациях мы восходим вплоть до первичного объекта. В целом, не так уж трудно обнаружить негативный трансфер, впрочем, как и позитивный, и получить все возможности, чтобы провести аналитическую работу, если с самого начала мы используем и тот, и другой в соответствие с аналитическими правилами. Частично уклоняясь от негативного трансфера, мы достигнем, как со взрослыми, усиления позитивного трансфера, который согласно детской амбивалентности вскоре приведет в свою очередь к повторному возникновению негативного трансфера. Аналитическая ситуация установлена, а проделанная работа действительно выстраивается в психоаналитическом ключе. Более того, мы выявили в самом ребенке ту основу, на которую теперь можно опираться, а зачастую, еще и предоставляется возможность довести некоторую информацию до окружения ребенка. Кратко говоря, мы соблюли обязательные для психоанализа условия, а если нам удалось избежать карательных мер, трудных для исполнения и не слишком внятно описанных Анной Фрейд, мы обеспечили нашей работе (что, на мой взгляд, гораздо важнее) истинную ценность и в целом успешное проведение анализа по всем пунктам, какие встречаются в анализе взрослого пациента.

    Но тут я сталкиваюсь с очередным возражением, выдвинутым Анной Фрейд во второй главе книги, озаглавленной «Средства, используемые в анализе детей». Чтобы работать так, как я обычно это делаю, нам необходимо получить от ребенка ассоциативный материл. Анна Фрейд и я, мы обе признаем за очевидный факт, как все, кто занимается детским психоанализом, что дети не способны, да и не желают вырабатывать ассоциации точно так же, как это происходит у взрослых, тем более, нереально набрать достаточно пригодного материала, если использовать только вербальные средства. В числе методов, которые Анна Фрейд считает удовлетворительными для замены недостающих словесных ассоциаций представлены и те, чью ценность мой собственный опыт подтверждает безусловно. Если чуть более внимательно рассмотреть применение этих средств, например, рисунка или варианта, когда ребенок рассказывает выдуманные истории, легко заметить, что их цель состоит именно в том, чтобы собрать аналитический материал иным способом, нежели благодаря ассоциациям, но соблюдая аналитические правила; а также, что в работе с детьми особенно важно прежде всего создать условия для свободного течения их фантазии, и вовлечь их в эту деятельность. Одно из утверждений Анны Фрейд, содержит прямое указание относительно того, как мы действуем, чтобы этого добиться, и требует особенно пристального внимания. Она декларирует, что «нет ничего проще, чем дать ребенку понять интерпретацию сна». И чуть дальше (на стр. 31): «Даже если ребенок не слишком умный, даже если по всем остальным пунктам он производит впечатление плохо подготовленного, если вообще подлежащего анализу, тем не менее, всегда есть возможность проинтерпретировать его сны». Я думаю, что эти дети не были бы так плохо подготовлены к анализу, если бы в других областях, как в интерпретации снов, Анна Фрейд стремилась бы к пониманию символизма, который ребенок выражает со столь явной очевидностью. Собственно, мой опыт показывает, что действовать таким образом можно не то что с детьми в целом, но даже с самыми слаборазвитыми, которые действительно мало предрасположены к анализу.

    Это весьма действенный рычаг, и нам нужно использовать его в детском психоанализе. Ребенок в изобилии предоставит свои фантазии, если мы будем следовать за ним с убежденностью в том, что рассказанные им истории носят символический характер. В третьей главе книги Анна Фрейд выдвигает энное число аргументов против техники игры, которую я предлагаю как точку отсчета, но чье применение в аналитических целях, а не просто как предмет наблюдения, она оспаривает. В частности, она находит сомнительным, что драма, представляемая в детских играх может иметь символический смысл, и думает, что в этих играх могут проявляться просто-напросто бытовые наблюдения ребенка, его обыденные ежедневные переживания и опыт. Я должна заметить, что описания моей техники, представленные Анной Фрейд, выдают, как плохо она ее поняла: «Если ребенок опрокидывает игрушечный фонарь или одного из персонажей игры, она (Мелани Кляйн) очевидно интерпретирует это действие как следствие агрессивных тенденций по отношению к отцу, а если ребенок сталкивает друг с другом две тележки, она анализирует эту игру как предполагаемое наблюдение за половым актом родителей». Никогда я не выдвигала до такой степени случайных интерпретаций детской игры. Я уже высказывалась по этому поводу в одной из моих последних статей. Если ребенок выражает на деле один и тот же психический материал в различных версиях, зачастую, с помощью различных средств, а именно, игрушек, воды, вырезания ножницами, рисунка и т. п.; если я могу, с другой стороны, наблюдать, что такая активность сопровождается чувством вины, выказанным или проявляемым в форме тревоги, или тем более в форме репрезентаций, которые предполагают сверхкомпенсацию и служат для выражения реактивных образований; если я уже выявила некоторые закономерности, только тогда я интерпретирую все эти явления, которые связываю с бессознательной сферой и аналитической ситуацией. Практические и теоретические условия для интерпретации остаются в точности такими же, как в анализе взрослых.

    Небольшого размера игрушки, использованные мной, являются всего лишь одним из многих средств самовыражения, которые я предлагаю ребенку. Среди прочих можно выделить: бумагу, карандаши, кисточки, веревки, шарики, кубики, и в особенности, воду. Все это поступает в распоряжение ребенка, который делает с ними то, что захочет сам, и нужно только для того, чтобы открыть доступ к его воображению и освободить его. Некоторые дети довольно долго не прикасаются к игрушкам, а во время обострения неделями могут заниматься вырезанием. В случае, когда ребенок страдает полным блокированием процесса игры, игрушки, похоже, остаются единственным средством исследовать как можно лучше природу происхождения этой блокады. Некоторые дети, особенно совсем маленькие, сразу же бросают игрушку, как только им удалось с ее помощью отыграть какую-либо из своих фантазий или пережитый опыт, доминирующий в их психике. После этого они могут перейти ко всевозможным другим видам игр, в которых выбирают себе определенную роль, а остальные предоставляют играть мне или включают другие объекты, находящиеся в комнате.

    Столь подробно я останавливалась на технических подробностях моей работы, потому что мне бы хотелось донести как можно точнее, в чем на самом деле состоит принцип, который, по моему опыту, позволяет использовать наиболее полный спектр ассоциаций ребенка и до самых глубоких слоев проникать в их бессознательное.

    В наших силах не теряя времени установить надежный контакт с бессознательным ребенка: дети подстегиваются убеждением, которому гораздо более податливы, нежели взрослые, а также собственным бессознательным и импульсивными побуждениями. Благодаря этим особенностям можно существенно сократить путь, прокладываемый психоанализом к последним через контакт с Эго ребенка, и проще установить непосредственную связь с его бессознательным. Очевидно, такой перевес бессознательного мы принимаем как факт и должны полагаться на то, что вид символической репрезентации, преобладающий в бессознательном, будет естественнее у ребенка, нежели у взрослого, фактически, мы должны предполагать, что он-то и превалирует у детей. Последовать за ребенком далее по этому пути - означает войти в контакт с бессознательным, обращаясь к нему на его же собственном языке, после того как этот язык был расшифрован. Избрав подобный способ действия, мы очень быстро отыщем подход и к самому ребенку. Безусловно, зачастую не получается применить его на деле столь же легко и просто, как это выглядит на первый взгляд. Если бы это было так, детский психоанализ занимал бы совсем мало времени, что весьма далеко от реальности. В анализе детей мы довольно часто сталкиваемся с сопротивлением, не только менее явным, чем в анализе взрослых, - оно стабильно принимает форму, которая у детей носит совершенно естественный, природный характер, а следовательно, проявляется в виде тревоги.

    Чтобы определить следующий важнейший фактор, который дает возможность, как мне кажется, проникнуть в бессознательное ребенка, понаблюдаем за детьми, которые разыгрывают то, что происходит у них внутри, и за тем, как меняется их отношение: какие модификации принимает их игра, когда они ее прекращают или напрямую выражают испытываемый приступ тревоги. Если во всем многообразии психологического материала мы отыщем то, что вызывает эти изменения, мы неизбежно придем в итоге к чувству вины, которое в свою очередь тоже необходимо интерпретировать.

    Два этих фактора, по моим наблюдениям, служат самыми надежными помощниками в детском психоанализе. Оба они, как один, так и второй зависят друг от друга и взаимно друг друга дополняют. Только интерпретируя и уменьшая тревогу ребенка каждый раз, когда ее проявления доступны нашему восприятию, мы сумеем получить доступ к бессознательному и только так откроем свободную дорогу детской фантазии. Затем, нам останется всего лишь следовать символизму фантазий, чтобы вскоре обнаружить вновь проявляющуюся тревогу. Так мы обеспечим продвижение в анализе.

    Объяснения, данные мной по поводу техники, и значимость, которую я придаю символизму действий ребенка, не следует истолковывать так, будто детский психоанализ должен обходиться совсем без свободных ассоциаций в собственном смысле термина.

    Я уже отмечала выше, что Анна Фрейд и я, как любой, кто анализирует детей, обе мы считаем, что дети не способны и не желают ассоциировать на тот же манер, что и взрослые. Хотелось бы только добавить, что на мой взгляд, они, прежде всего, не могут этого не потому, что не умеют переводить свои мысли в словесную форму, совсем не в том состоит недостаток (он присутствует в сколько-нибудь значительной мере только у самых маленьких детей), но потому, что им противостоит тревога, порождающая сопротивление словесным ассоциациям. Рамки данной статьи не позволяют мне расширить и подробно исследовать эту интереснейшую проблему, я вынуждена ограничиться лишь несколькими краткими примерами из моего опыта в поддержку этой идеи.

    Репрезентация при помощи игрушек на самом деле соответствует символической репрезентации в целом, так как подразумевает определенную дистанцию по отношению к самому субъекту и служит таким же средством перевести в нее тревогу, как словесное самовыражение. Следовательно, если нам удастся ослабить тревогу и поначалу добиться хотя бы непрямых репрезентаций, мы все же увидим, что затем у нас появилась возможность подойти и к наиболее полному вербальному самовыражению, на какое ребенок способен и подвергнуть его анализу. Далее на основе многочисленных повторений мы сможем убедиться, что в те моменты, когда тревога особенно сильна, непрямые репрезентации вновь выходят на первое место. Приведу краткую иллюстрацию этих процессов. Едва анализ более или менее продвинулся вперед, мальчик пяти лет от роду рассказал мне сон, интерпретация которого позволила проникнуть очень глубоко и была чрезвычайно эффективна. Эта интерпретация заняла все время психоаналитического сеанса, и все без исключения ассоциации были вербальными. Спустя два дня он снова рассказал мне сон, который явился продолжением предыдущего. Ассоциации, связанные со вторым сном выражались с огромным трудном, их приходилось вытягивать буквально слово за слово. Сопротивление также было весьма демонстративным, а тревога заметно более сильной, чем накануне. Ребенок опять вернулся к коробке с игрушками, и при помощи кукол и других объектов, он разыгрывал передо мной свои ассоциации, всякий раз заново прибегая к словам, когда ему удавалось преодолеть сопротивление. На третий день из-за вскрытого в предыдущие два дня материала тревога возросла еще больше. Выражение ассоциаций практически полностью перетекло в игру - с предметами и с водой.

    Если оба вышеописанных принципа применять последовательно, то есть пойти за ребенком в избранном им способе репрезентации, а также ясно отдавать себе отчет в том, насколько легко зарождается у него тревога, мы вправе будем рассматривать ассоциации, как важнейшее аналитическое средство, но используемое, как уже было отмечено, лишь время от времени, и как одно из средств в числе многих других.

    Полагаю, поэтому, что высказывание Анны Фрейд остается неполным, когда она говорит: «Временами, вынужденные непроизвольные ассоциации равным образом приходят нам на помощь» (на стр. 41). Появление или отсутствие ассоциаций всегда зависит от определенного правильного настроя анализируемого, отнюдь не от случая. Что касается Эго, мы сможем прибегать к означенному средству в гораздо более широких пределах, чем это кажется. Не так уж редко именно словесные ассоциации перебрасывают мостик к реальности, отчасти это объясняется тем, что с тревогой они связаны самым тесным образом, более непосредственно, чем непрямые, ирреальные репрезентации. С этой точки зрения, даже если речь идет о совсем маленьких детях, никакой анализ я бы не рассматривала, как законченный, прежде чем ребенок сумеет выразить себя в словах, настолько насколько он вообще на это способен, и благодаря этому самовыражению объединить анализ и реальность.

    Итак, наблюдается очевидная аналогия между описанной техникой и той, что мы применяем в психоанализе взрослых. Единственное отличие заключается в том, что у детей преобладание бессознательного намного заметнее, чем у взрослых, соответственно, избираемый ребенком способ самовыражения укоренен в его психике гораздо глубже. Кроме того, необходимо учитывать, что у детей тенденции повторно испытывать тревогу несравнимо более мощные.

    Безусловно, это справедливо для анализа как латентного, так и препубертатного периода, а до известных пределов, даже и для пубертата. В некоторых аналитических случаях, когда пациент находился на одной из перечисленных стадий, мне приходилось прибегать к измененной форме моей техники, по сравнению с той, что я обычно использую в работе с маленькими детьми.

    Все то, о чем я только что сказала, как мне кажется, несколько ослабляет вескость двух принципиальных возражений, приводимых Анной Фрейд против моей техники игры. Прежде всего, она оспаривает право допустить, что главной движущей силой игры ребенка является ее символическое содержание, а в последствие, право рассматривать детскую игру как эквивалент словесных ассоциаций взрослых пациентов. Она настаивает, что игра не соответствует идее сознательного намерения взрослого человека продвинуться в своем анализе, которое «позволяет ему исключить, когда он ассоциирует, любое сознательное вмешательство в свободное течение своих мыслей и любые действия по управлению им».

    В противовес этому возражению приведу другое: сознательное намерение взрослых пациентов (которое, по моему опыту далеко не столь эффективно, как то предполагает Анна Фрейд) совершенно излишне для маленьких детей, и я имею в виду не только совсем крох, едва вышедших из младенческого возраста. Из сказанного мной о полном доминировании бессознательного у детей прямо следует, что нет никакого смысла в приложении специальных усилий к тому, чтобы искусственно исключить несвободное течение мыслей в сознании. Впрочем, сама Анна Фрейд также предполагает подобную возможность (на стр. 49).

    Если я посвятила несколько полных страниц описанию моей техники, котирую рекомендую для анализа детей, то именно потому, что вопрос о ней видится мне основополагающим для решения общей проблемы детского психоанализа. Когда Анна Фрейд отвергает технику игры, ее доводы относятся не только к анализу маленьких детей, но и, полагаю, к моему пониманию основных принципов, которые приняты в психоанализе детей более старшего возраста. Игровая техника дарит нам огромное количество материала и открывает доступ к самым глубоким слоям психики, но, используя ее, мы неминуемо приходим к исследованию Эдипова комплекса, и как бы там ни было, никто не вправе предписывать и устанавливать какие-либо искусственные ограничения психоанализу, который волен двигаться в любых направлениях. Желая избежать анализа Эдипова комплекса, придется избегать также использования аналитической техники игры, даже в измененной, модифицированной форме, предназначенной для детей более старшего возраста.

    Отсюда следует, что вопрос относится не к нашим представлениям о том, может или не может детский психоанализ зайти также далеко, как психоанализ взрослых, но должен ли он заходить также далеко. Для ответа на этот вопрос нам понадобиться изучить соображения, которые Анна Фрейд в четвертой главе своей книги выдвигает против глубинного анализа.

    Но прежде того, мне бы хотелось высказаться по поводу заключения Анны Фрейд к третьей главе о роли переноса в детском психоанализе.

    В ней Анна Фрейд, описывая ряд основных различий трансферной ситуации у взрослых и у детей, приходит к выводу, что у ребенка можно встретить вполне сформированный перенос, но он никогда не бывает невротическим. Чтобы обосновать свое утверждение она приводит следующий теоретический аргумент: дети, говорит она, в отличие от взрослых не готовы приступить к пересмотру своих любовных привязанностей, так как подлинные объекты этой любви, имеются в виду, родители, по-прежнему существуют и действуют как таковые объекты в реальности.

    Для того, чтобы опровергнуть этот аргумент, который я нахожу ошибочным, необходимо подробнейшим образом изучить структуру инфантильного Супер-Эго. Но так как я намеревалась чуть дальше посвятить ему особое внимание, ограничусь здесь лишь несколькими утверждениями, которые будут обоснованы в продолжении моего доклада.

    Анализ самых маленьких детей показал мне, что ребенок трех лет уже прошел наиболее важную часть развития Эдипова комплекса. Как следствие, отрицание и чувство вины уже заметно отдалены в нем от объектов, которых он желал изначально. Отношения с ними тоже подверглось таким изменениям и деформациям, что объектами испытываемой в настоящий момент любви становятся имаго примитивных объектов.

    Другими словами, дети замечательно способны пересматривать свои отношения и привязанности, в том числе и к психоаналитику, причем, это касается и основополагающих моментов, а также сказывается на окончательном итоге. Но здесь мы сталкиваемся с очередным теоретическим возражением. Анне Фрейд образ детского аналитика видится совершенно иначе, нежели образ психоаналитика, работающего с взрослыми пациентами, который должен быть «нейтральным, транспарантным (прозрачным, незамутненным), чистым белым листом, используемым пациентом для записи любых своих фантазий», который избегает налагать какие-либо запреты и предоставлять возможности для удовлетворения. Тем не менее, по моему опыту, этот образ именно таков, и в полной мере относится к детским психоаналитикам, которые могут и должны вести себя в полном соответствии с приведенным выше описанием, как только возникла психоаналитическая ситуация. Деятельность детского аналитика все время остается такой же самоочевидной, так как даже когда он полностью погружается в игры и фантазии ребенка, адаптируясь к его специфическому способу репрезентации, он не делает ничего, что отличалось бы от обычной практики анализа взрослых. Точно также добровольно следует он за фантазией своих пациентов. Но за рамками этого процесса я никогда не позволяю себе предоставлять своим маленьким пациентам возможности получать удовлетворение в какой бы то ни было форме, идет ли речь о подарках, нежности, личных встречах вне времени аналитических сеансов и т. д. Кратко говоря, я придерживаюсь, в целом, правил, которые установлены для психоанализа взрослых. Поддержка и облегчение, которые обеспечивает психоанализ, - вот, что я даю свои маленьким пациентам, причем, дети начинают ощущать их сравнительно скоро, даже если перед тем не испытывали никаких болезненных проявлений. Более того, они могут быть совершенно уверены в моей абсолютной искренности и открытости по отношению к ним, что соответствует уровню доверия, которое они мне оказывают.

    В то же время, основываясь на собственном опыте, я вынуждена опровергнуть вывод, сделанный Анной Фрейд, также как и ее теоретические вводные, - я считаю, что невроз трансфера окончательно формируется у ребенка точно таким же образом, как и у взрослого человека. По ходу анализа детей я нередко замечаю, что его симптомы могут усиливаться или ослабевать, или модифицироваться параллельно с изменениями психоаналитической ситуации. Я вижу, как обостряются или угасают аффекты, чье появление напрямую зависит от прогресса в анализе и отношения к аналитику, то есть ко мне, в данном случае. Я непосредственно наблюдаю, что тревога порождается, а реакции формируются, отталкиваясь от этой аналитической основы. Родители, которые внимательны к своим детям порой высказывают мне свое удивление, когда у ребенка неожиданно возвращаются давно исчезнувшие привычки. Никогда я не утверждала, что дети проявляют свои реакции только в отношениях со мной: по большей части такие проявления носят отсроченный характер, так как во время аналитических сеансов подавляются и откладываются на потом. Конечно же, иногда случается, особенно, если прорываются мощные аффекты, чье выражение может сопровождаться жестокостью, что некоторая доля тревоги направлена на тех, кто непосредственно окружает ребенка, но в любом случае, это временное явление, которого невозможно полностью избежать даже в анализе взрослых.

    Следовательно, по данному пункту мой опыт абсолютно расходится с наблюдениями Анны Фрейд. Причины этих противоречий обнаружить проще простого - они проистекают от различных способов использовать перенос, что и позволяет мне прийти к тем выводам, о которых я уже упоминала. Анна Фрейд считает, что позитивный трансфер - есть необходимое условие для любой аналитической работы с детьми, а негативный - рассматривает как нежелательный. «Во всех случаях анализа детей особенно неудобно, если негативные тенденции проявляются по отношению к аналитику, несмотря на свет, который он может пролить на множество проблем. Мы стремимся разрушить эти тенденции или изменить их как можно быстрее. По настоящему продуктивная работа проводится только тогда, когда отношение к аналитику позитивно», - пишет Анна Фрейд (на стр. 51).

    Из книги Элементарный психоанализ автора Решетников Михаил Михайлович

    Современное отношение к психоанализу Современное отношение к психоанализу достаточно многообразно: от полного неприятия до догматической приверженности ортодоксальным идеям Фрейда, между которыми можно было бы расположить обширные направления и научные школы

    Из книги Введение в психиатрию и психоанализ для непосвященных автора Берн Эрик

    5. Кто должен подвергнуться психоанализу? Первоначально психоанализ был разработан главным образом для лечения неврозов. Со временем обнаружилось, что он приносит пользу не только очевидным невротикам, но и многим другим. Из наиболее обычных видов невроза,

    Из книги FAQ по психоаналитической терапии автора Автор неизвестен

    5. Кому следует подвергнуться психоанализу? Если бы Медея посетила в тот древнегреческий день свою терапевтическую группу, то не случилось бы все это кровавое

    Из книги Дети и деньги. Что разрешать, как запрещать, к чему готовиться автора Демина Катерина Александровна

    БИБЛИОГРАФИЯ ПО ПСИХОАНАЛИЗУ Автономова. С. «К спорам о научности психоанализа»./ ВФ,4,1991 г. с.58.Адлер А. «Практика и теория индивидуальной психологии». М.,1993 г.Афасижев М. «Фрейдизм и буржуазное искусство». М., аука, 1971.Вердильоне А. «Мое ремесло. Десять лет скандала ради

    Из книги Психоаналитические теории личности автора Блюм Джералд

    Глава семнадцатая, посвященная законному детскому труду Уже лет с девяти у родителей многих детей возникает мысль, что за некоторые телодвижения можно платить им деньги. И если сначала она (мысль) кажется довольно дикой, то постепенно все проникаются уверенностью, что

    Из книги Здоровое общество автора Фромм Эрих Зелигманн

    О ПАРАДОКСАХ ОТНОШЕНИЯ К ПСИХОАНАЛИЗУ И ПОЧЕМУ АКТУАЛЬНА КНИГА ДЖ. БЛЮМА Истина менее заношена, чем слова, потому что не так доступна. Вовенарг Отношение к фрейдовскому психоанализу и различным течениям постфрейдизма в советский период отличалось крайней

    Из книги Полезная книга для мамы и папы автора Скачкова Ксения

    Из книги Расчленение Кафки [Статьи по прикладному психоанализу] автора Благовещенский Никита Александрович

    Из книги Психоаналитическая традиция и современность автора Лейбин Валерий Моисеевич

    Часть 2. Статьи по прикладному психоанализу

    Из книги Необычная книга для обычных родителей. Простые ответы на самые част(н)ые вопросы автора Милованова Анна Викторовна

    Отношение к психоанализу в дореволюционной России В одной из своих работ, посвященных истории психоанализа, Фрейд подчеркнул, что начиная с 1907 года его учение получило распространение во многих странах мира, включая Англию, Венгрию, Голландию, Польшу, Швецию, Францию.

    Из книги Психоанализ [Введение в психологию бессознательных процессов] автора Куттер Петер

    Из книги 85 вопросов к детскому психологу автора Андрющенко Ирина Викторовна

    Статьи Мичерлихов, посвященные психоанализу политики В заключение мы спросим себя, почему в истории немецкого народа в период 1933–1945 гг. стали жуткой реальностью убийства миллионов и невероятные страдания еще большего количества людей, как тогдашних врагов, так и



    error: Контент защищен !!